Художник и нарциссизм-2
Окончание. Начало в прошлом выпуске.
Величавая Сара Бернар вспоминает, что вся её проф жизнь на сцене была отмечена не только лишь сильной потребностью лицедействовать, да и быть особо увиденной, утвердить в чужих очах свою уникальность, овладеть преимущественной любовью зала. Актриса признается, что даже вне сцены время от времени прибегала к рискованной игре, балансируя на грани хулы и обожествления. Так, в один прекрасный момент во время неотклонимого ритуального представления всей труппы «Комеди Франсез» до еще одного сезона, актриса должна была выйти на сцену прямо за другими и поклониться публике. Перед самым выходом Бернар, испытавшая намедни много обид от критиков и коллег, одномоментно решает даже в этом ординарном ритуале показать свое право на исключительность, на особенное отношение. Когда настал её черёд, актриса выждала паузу и стала медлительно проходить по сцене навстречу к зрителям. Тогда, когда следовало склониться в приветствии, Бернар напротив, распрямила спину, приняла гордую и величавую осанку, молчком, с вызовом приподняв голову. В полной тиши прошла секунда, другая, 3-я…, актриса продолжала держать напряжение - и вдруг зал взорвался громкой овацией… Актриса понимала, что нарушая общие правила политеса она кидает вызов, просто может быть освистана, но пошла на этот шаг, мобилизовав всю свою мощь собственного гипнотического владения залом. Ясно, что Бернар как реальную актрису в этот момент подстегивал азарт, чувство борьбы, перетягивания каната, острота затеянного ею риска. Минимальность методов выражения в купе с наибольшей победой в этой ситуации над всеми присутствующими принесли Бернар большущее чувство ублажения, содействовали предстоящему сложению её харизмы в самых широких кругах. Такие эпизоды в реальной жизни и в искусстве - неотъемлемый тренинг для тех, чья профессия отмечена публичностью, кто зависим от публичного внимания.
Хоть какой актер, писатель, музыкант способен искусно услаждаться внутри себя этим «словарем» различных красок-образов, точно манипулировать ими, импровизировать, управляя публикой, добиваясь нарастающего напряжения действа-спектакля, в центре которого – он сам. Схожая «возгонка» психики невозможна в одиночестве. Возникающее коллективное психологическое «силовое поле», вспыхивающее с очень броской энергетикой, - богатство только малочисленных «эксклюзивных» человечьих практик, таких как театр, языческое жречество, проповеди перед огромной аудиторией, выступления политиков на стотысячных политических митингах.
Искус испытать гулкий фуррор «здесь и сейчас», как досадно бы это не звучало, время от времени приводит у художника к очевидному перевесу желания нравиться над требованием вкуса. Линия диктата зала вытесняет фактически художественную канву роли. В таковой момент актер замечает, как в нем начинает набирать силу, по выражению Жору Тараторкина «акцент на гарцевание». «В природе актерского существования, - размышляет актёр, - в силу публичности профессии находится «проституционное» начало; тотчас даже самый аскетичный актер, того не осознавая, успевает очень почти все для себя позволить - и кокетство, и желание приглянуться кроме персонажной судьбы, персонажной природы. А ведь это очень тонкое дело может распознать только очень узкий человек, ну и то, когда актер ещё не огрубел в собственных методах сценического существования».
Та же Сара Бернар признавалась, что и соперничество меж актерами в большинстве случаев вызвано потребностью каждого из их ощущать на для себя знаки особенной любви зрителя. «В нашей профессии, - пишет она, - есть любознательная закономерность: мужчины завидуют дамам еще посильнее, чем дамы завидуют друг дружке. У меня всегда было огромное количество противников посреди актеров и практически не было их посреди актрис. Думаю, что драматическое искусство в большей степени женское искусство. По правде, желание декорировать себя, прятать настоящие чувства, рвение нравиться и завлекать к для себя внимание - беспомощности, которые нередко ставят дамам в укор и к которым постоянно проявляют снисходительность. Все же актер должен придать собственной наружности как можно более симпатичный вид, прибегая для этого к гриму, к затратным бородам и парикам, к чему угодно. …Может быть, неизменная отрешенность от собственного «Я» феминизирует в некий степени актерскую натуру. Но непременно, что актеры завидуют актрисам. Их обходительность отлично воспитанных парней улетучивается при виде рампы. Актер, который в ежедневной жизни окажет всякую услугу даме, попавшей в неудачу, и не поразмыслит посодействовать ей на сцене».
Принципиально, но, отметить, что все перверсии сознания, которые мы закрепляем у большого и даже не очень большого художника - непомерный эгоизм, самовлюбленность, тщеславие - это быстрее не детерминанты его творчества (которые, типо, "принудили" его в своё время выбрать профессию актёра, музыканта, писателя, живописца), а в большей мере последствия, итог этой профессии. Итог неоднократных, долголетних проф упражнений, творческой жизни в качестве объекта удовольствия других. Близкие идеи высказывают и авторитеты мировой психической науки. Так, Виктор Франкл утверждает, что в норме удовольствие никогда не является целью человечьих стремлений. Оно должно оставаться результатом, поточнее - побочным эффектом заслуги цели. Отсюда и феномен: чем больше человек стремится к удовольствию, тем больше он удаляется от цели. Другими словами, само «стремление к счастью» мешает счастью. Это саморазрушающее рвение к удовольствию лежит в базе многих неврозов. Гипертрофированное желание «быть счастливым», культивируя общественное внимание к себе, нейтрализует чувство подлинности реальной жизни. В конечном итоге человек меж «быть» и «казаться» вольно либо невольно выбирает 2-ое.
Принципиально осознавать, что если глубочайшее, сильное переживание творца и обостряет на время его энтузиазм к себе, на этом «стартовом состоянии самовлюбленности» живописец не останавливается, от «дурной бесконечности» нарциссизма его выручает незаурядная даровитость. Создатель может мыслить только о для себя, о собственных мимолетных и личных притяжениях-отталкиваниях, о собственной духовной хрупкости, о тяжести собственных бессонниц, а в произведении появляется общая для всех Вселенная. Из мелодраматического пустячка («Я помню дивное мгновенье…») он способен выстроить выразительный образ, в каком хоть какой человек выяснит себя. Каждый опытнейший живописец отлично соображает, что притягивает не краса голоса самого по для себя, не рифма, не линия, не краски сами по для себя, а его собственная людская сущность, его естество, его «Я». В этом причина, почему решающим в искусстве всегда оказывается не владение мастерством, не виртуозная техника, а эмоционально-интеллектуальные скопления снутри художника. Глубоко права Г.Вишневская, утверждающая, что даже оперный зритель в конечном счете бывает поглощен не красотой, силой и тембром голоса, а «тем миром, который певец несёт в себе».
Потребность вновь и вновь переживать эту любовь, энтузиазм к для себя – один из сильных побудительных мотивов художественного творчества. Залог успешного творческого решения того либо другого произведения – скопление в себе наблюдений о самом для себя, коллекционирование различных ракурсов себя самого, обеспечивающих потом качество непреложности создаваемой художественной формы.
Константин Райкин вспоминает, что до того, как он стал плясать на эстраде и в спектаклях, много плясал дома «просто так» перед зеркалом – импровизируя, длительно разглядывая себя, упражняясь со своим телом, до конца ещё не понимая, что из этого получится. Тело, глас, жест актера становятся языком, способным вызвать энтузиазм других, только если они взращены в этом его диалоге с самим собой, в неостановимом процессе чувственного восприятия себя самого со стороны. К таким занятиям художника располагают особенности его психологического устройства - умение быть мечтательным, способность длительно жить в воображаемом мире, стремиться к выразительному сгущению чувственных состояний.
Размышляя в этом направлении, начинаешь чувствовать как новым смыслом заполняется узнаваемый афоризм О.Уайльда: «Любовь к для себя - это начало романа, который продолжается всю жизнь»…
Олег Кривцун
