Виолетта Литвинова. Гротески и арабески

Окончание. Начало в прошлом выпуске.

Кр-Он: Драматичность помогает современной моде либо вредит? Может быть, ее очень много?

В.Л.: Помогает. Я думаю, что без юмора, наша жизнь была бы похожа на скучноватую сероватую асфальтовую дорогу. Драматичность и самоирония, умение похохотать наверняка и отличает человека образованного от посредственности. Как гласил Мюнхгаузен: «Все самые ужасные дела в этом мире творятся с суровым выражением лица». Мне всегда охото показать легкость. Да, за этим стоит труд, но не стоит об этом гласить прямо. Жизнь – великолепна, и ты должен нести удовлетворенное отношение к ней. Отсюда калоритные краски, насыщенные тона. Даже хаос, о котором все молвят, по сути несет внутри себя, может быть, зашифрованный, но точный ритм. За этим будущее. Сюда же можно отнести и иронию поп-арта. Мы в 21 веке, когда, кажется, уже все сказано

В.Л.: Мне кажется, нельзя так ассоциировать. Естественно, войти в одну реку два раза нельзя. Тогда вы были на одной ступени, сейчас – на другой. Сам момент сопоставления уже принуждает посмотреть на вещи по другому. Остается микшировать и создавать нечто свое, выражать свое отношение к этому времени. Это время моего юношества, я выросла в это время. Это время, когда я шила свои 1-ые комбинезоны, 1-ые пальто с плечами и пиджаки. Я достаю свои 1-ые наброски из архивов и естественно не могу сделать также, но я их перерабатываю. Увлекательны огромные объемы 1980-х, они животрепещущи и на данный момент. В любом случае, необходимы другие материалы, другие пропорции. Но «навеянность» эрой 1980-х есть. Это время, когда появился панк. Мне было 12-13 лет. В Таллинне был самый разгар панковского движения.

Я прогуливалась с ирокезом и темными губками. Все это я проходила и знаю, но не желаю больше входить в эту воду. Я желаю это использовать, посмотреть на это с высока собственных лет и опыта. Когда я вижу юных дизайнеров, которые делают нео-панк, я смотрю на эти пробы скептически. Передирать лекала 1983 года – просто скучновато. Может быть незначительно ностальгическое отношение, но оно должно быть оригиналом, а не копией. Хотя, 1980-е – величавая эра, когда вошли в моду Монтана, Мюглер и другие живописцы, которых я обожаю.

Кр-Он: Как для дизайнера принципиально, радостно, когда его идеи не просто имеют фуррор, да и вызывают какое-то движение в массах, смену стилей и стереотипов? Как, скажем, Вивьен Вествуд и панк либо неоромантика?

В.Л.: Может быть, может быть. Дизайнер должен быть в авангарде какого-то движения. Если дизайнер ощущает, что идет какая-то волна, то он нередко интуитивно предвосхищает ее. Живописцы различные. Ты можешь заниматься тиражом на фабриках и отлично себя ощущать, а можешь взрывать обыденную жизнь. Оба типа имеют право на существование. Но без «взрывателей», мы будем вечно приходить к тому минимализму, который пару лет вспять завалил наши прилавки, когда выходили две с половиной модели платьишек, и то, жутко похожие друг на друга.

Возьмем тех же антиглобалистов. Это ведь не просто хулиганствующая масса. Это - тенденция. Если есть власть и закон, всегда ему что-то противоборствует. Способ компенсации… По другому мы или должны улететь все в космос, или погрязнуть в окружающей реальности и не высовываться. И будем –то в итоге жить, как в КНДР, но по всему миру.

Мода очень очень связана с тем, что происходит вокруг. Поглядите: ведь, как это не феноминально звучит, вокруг ничего не происходит. Кризисы, войны появляются искусственно. Населению земли скучновато! Вида неприятеля, противоборства систем больше нет. Вспомните, на фоне распада Русского Союза вышло сколько дизайнеров! А так как все деяния идут «по схеме», то и работают универсальные законы. Война, означает в моде много нагого тела и тема милитари. В моде также застой: то белоснежное, то темное, то красноватое, то диктуют одни производители, то другие, а ярчайших особенностей не много.

Но хоть какой кризис должен к чему-то привести. Идет унификация одежки с одной стороны, а с другой есть и положительные тенденции, «ростки нового». Правда, пока они малы и рано гласить о некоем суровом движении.

Ворачиваясь к унификации: сейчас огромное перепроизводство одежки. Для меня лично оно и диктует актуальность темы «рисайкл». Меня за это все осуждают, но изумить сейчас новыми тканями, дорогим бархатом либо вуалями очень трудно. Взять и сделать что-то новое из того, что уже есть под рукою – вот это животрепещуще.

В.Л.: Возможно. Российские его очень не обожают, а иноземцы с точностью до напротив. Мы наголодались. Длительное время не было обилия одежки, и мы привыкли что-то такое сами шить, вязать, делать «на коленке» и считаем это не истинной модой. Нашему потребителю охото дорогих тканей и громких имен. Отсюда и неправильное представление, что делать «старые» вещи можно только не от неплохой жизни. Так можно же и кутюрные ткани точно также порезать на куски! В чем разница? Это отношение происходит от личной несвободы.

Чтоб сшить обычной пиджак, человек может пойти в хоть какое ателье. Вопрос исключительно в количестве средств: это может быть ателье за углом, а может быть Дом Christian Dior. Любопытно, что средства тоже не могут гарантировать качество и вкус. В городке Урюпинске возможно окажется профессиональный мастер, который пошьет одежку не ужаснее, чем у Диора.

Делать из коллекции в коллекцию однообразные пиджачки, юбки и штаны… Я вам гарантриую, что сами люди произнесут: «Ну все, Виолетта исписалась». Когда-то издавна в 1994 году я сделала коллекцию прет-а-порте для одной таллиннской компании и один мой компаньон произнес: «Литвинова, ты стала понятна для обывателя». Это был самый страшный комплимент в жизни.

Кр-Он: Мне кажется, по отношению к Вам у прессы сложился набор клише, которые мешают правильно оценивать ваше творчество…

В.Л.: В Рф ты испытываешь давление со всех боков, не только лишь от производителей, инвесторов, да и от прессы. Если все объявляют тебя «сумасшедшей», «хаотичной» и «непредсказуемой», можно по сути поверить в это. Хотя снутри ты знаешь, что это - не так. У нас есть странноватая тенденция. С одной стороны, мы увлечены наружным (одежкой), но с другой у нас запамятывают о человеке.

Кр-Он: Меня поражает еще одна современная тенденция. Ты задаешь вопросы дизайнеру, а он начинает обширно говорить о собственных продажах. Это очень всераспространено. Может быть, тактически это и верно, что дизайнер задумывается о бизнесе, но для чего об этом звучно гласить? Стратегически такое отношение, повсевременно озвучиваемое, разрушает гламур моды. Делайте свои средства, но гласите об искусстве, красе, тенденциях и иных вещах, которые делают подходящий флер…

В.Л.: Да, излишние средства никому не помешают. Пусть даже все на лбу написано, но для чего об этом орать. Меня всегда расстраивает, когда после очередной выставки сперва спрашивают: «Ну как, ты все продала?» Охото дать бейсбольной битой по голове, так как люди не понимают, что ты вообще-то называешься звучным словом «художник». Мне охото услышать вопрос по существу. Моя задачка – сделать продукт, а продавать должны другие люди. Другой вопрос, что у нас от неустроенности промышленности дизайнер обязан заниматься всем сходу…

Виолетта Литвинова –дизайнер, чье творчество, будь то шапки, одежка либо декорации, любопытно не только лишь носить, да и разбирать, отыскивая в их новые цвета смыслов. Это доставляет особенное наслаждение, превращающее потребителя моды в эстета. Точно так же беседовать с ней – красивый пример, того, что не надо доверять клише. Она может быть резкой в оценках, а может лиричной и даже слащавой, к примеру, когда вспоминает о возлюбленных Париже и Таллинне. Рассуждать об инвесторах и о ранешней готике. В ней есть налет декаданса, но подкупают энергия и оптимизм. Литвинова парадоксальна, но это – не феномен безумия, а феномен роскошных арабесок.

Интервью: Арсений Загуляев