Смерть и страх

В один прекрасный момент весной, давным-давно, Таня сообразила, что такое Погибель. Погибель - это не траурный гроб с красноватыми оборочками, не еловые венки, увенчанные картонными цветами, и не масса завывающих старушек, как ей казалось в детстве. Погибель - это теплый апрельский денек. Поток машин торопится куда-то. Солнце слепит глаза, щиплет в носу, и почему-либо охото рыдать. Но на данный момент Погибель не пришла в белоснежном саване с косой. В таком виде она, наверняка, приходит только за стариками. Нет, сейчас она так внезапно вынырнула из самой гущи машин, из толщи раскаленного асфальта, из толпы рассеянных людей, что Таня опешила, лицезрев ее. Малая девченка в белоснежном платьице, она прогуливалась по шоссе, по самой проезжей части и напевала что-то, заглядывая в окна машин. - Что это? - спросила Таня супруга, который был тогда за рулем. - Где? - Вон там... Девченка... - Девченка? Он удивленно поглядел на Таню и усмехнулся. "Неуж-то ее вижу только я?" - Поразмыслила она. Машина тормознула на светофоре. - Привет! - беззубая хорошая мордочка просунулась в окно. - Это для тебя, лови! - Мне? Что это? Это был роликовый конек их дочери Оли... * * *

- Ваша дочь... - произнес нахмуренный доктор и отвернулся. Старая медсестра отдала Тане понюхать нашатырю и накапала сердечных капель. Придя в себя, Таня сразу спросила: - Можно мне остаться тут? - Оставайтесь, - произнес он и вышел из кабинета, таковой небольшой и худой, со сгорбленной старческой спиной, что Тане почему-либо стало жалко его. - Ты молись, - произнесла ей сестра, - молись, дочка, и я буду молиться. А Господь, так он милостив. Требуй Его, чтоб не брал к для себя дитя безвинное. Он тут и все слышит. - Где она лежит? - спросила Таня. - Буду посиживать у дверей, пока не очнется. А очнется, скажите ей, что мать тут, и пусть она ничего не опасается. Дайте мне еще нашатырю. В коридоре, где на небольшом кожаном диванчике осталась ожидать Таня, очень пахло спиртом, и было достаточно холодно. Она попробовала застегнуться: пуговицы никак не попадали в петли - ну да Бог с ними. Коридор был пуст, только время от времени перед очами проплывал некий белоснежный халатик и исчезал в мгле. Легкая дрожь окутала ее: это слезы рвались наружу. Но она решила не рыдать. Коридор был пуст... Только худая девченка в белоснежном платьице игралась в мячик, что-то напевая. "О чем она поет?" - В каком-то томном оцепенении задумывалась Таня. Девченка подбежала ближе и Таня ясно услышала: - Мать, не плачь, - пела девченка. - Мне не больно, не жутко, мне все равно. Если меня не будет, ты только не плачь. Я все равно буду с тобой, буду тут, близко, хоть ты и не узреешь меня. Слышишь, капли дождика стучат в окно? Это я играю в мячик. Мать! Я тут! - Ты что поешь? - Таня схватила ее за руку. Девченка заулыбалась. - Я сама выдумала эту песенку, - робко произнесла она. - Хочешь поиграть со мной в мячик? - Нет. - Тогда я поиграю с Олей! - ... - Я пришла поиграть с Олей, - растолковала она и побежала к дверям реанимации. - Стой! - Таня схватила ее за плечи и с силой оттащила от двери. - Я... Я буду... играть с тобой. - Будешь? - девченка на секунду о кое-чем задумалась. Только ты учти, ты должна играть со мной, пока я не захочу уйти. А если ты устанешь и уснешь, тогда я пойду играть с Олей. - Нет! - воскрикнула Таня. - Я не усну! Я буду играть с тобой столько, сколько захочешь! - Даже если ты очень устанешь? - Это ты 1-ая устанешь! - Я не устану никогда. - А это мы еще поглядим. - Тогда лови, - кликнула девченка, - лови мой мячик! - но это был не мячик, а детские роликовые коньки, те же, на которых Оля выехала на проезжую часть... Теплая липкая жидкость потекла по руке. Кровь!.. Танины руки дрогнули и ослабели. Но коньки она изловила. И заместо того, чтоб в страхе закричать, она со злобой кинула коньки назад девченке - Ты нечестно играешь! - Ну и что? - Я заставлю тебя играть честно! - Ну отлично, - девченка надула губы. - Я больше не буду озорничать. Лови! "Какой он тяжкий, - поразмыслила Таня, - будто бы бы это не мячик, а пятидесятикилограммовая гиря". - Тяжело? - Ничего, я справлюсь. Таня не знала, сколько времени прошло. Только оранжевый мячик мерцал перед очами, то удаляясь, то приближаясь опять. "Лишь бы не заснуть, - задумывалась она, - и откуда только эта девчонка знала, что я так захочу спать?" - Утомилась? - откуда-то издалека спросила девченка. - Очень... - Тогда, может, поспишь? Таня ощущала, как сон - мягкое теплое скопление - кутает ее измученное тело. И противиться его приятной неизбежности она была уже не в состоянии. - Мать! Я тут! - звучно, как будто в самое ухо, вдруг кликнула Оля. И Таня очнулась. - Я совсем не утомилась, - строго произнесла она. - Поиграем еще? Оранжевый мячик свалился на пол. - Хватит, - в голосе девченка звучали злость и раздражение. - Я больше не желаю с тобой играть. Пока! И она засеменила прочь по коридору. Ее платьице еще длительно белело в мгле, пока не пропало совершенно. Только мячик остался лежать у Таниных ног. "Сейчас можно спать...", - помыслила Таня и свалилась на диванчик. Ужас, боль и вялость в один момент пропали, растворившись во сне.

* * * - Ну и испугала же ты нас, матушка, - произнес доктор семилетней темноволосой девченке, присаживаясь на край ее кровати. - Мать... Где моя мать? - спросила та. - Она тут, - ответил он. - Только она дремлет, потому-то очень утомилась. Она не спала целых четыре суток. А мы с тобой ведь не будем ее будить? Она покачала головой. - Доктор, - незначительно помолчав, опять спросила она, - Мать очень меня ругала? Он обидно улыбнулся: - Нет, она вообщем тебя не ругала, хотя очень очень расстроилась. Она вздохнула: - Я знаю... Когда доктор встал, собираясь уходить, узкая рука изловила его за полу халатика. Вопрос, видно, истязал девченку, но задать его она почему-либо страшилась. Он удивленно поглядел на нее. - Доктор... А мои... Мои роликовые коньки целы? Надя Евдокимова