Беспредельщик новой романтики
Ли Бауэри (Leigh Bowery, 1959-1994) - фигура, оставившая глубочайший след не только лишь в английском, да и в мировом фэшн-бизнесе. Бауэри родился в 1959 году в глухом австралийском городе и прославился сначала 80-х в Лондоне как звезда клубной сцены. Его предки навряд ли когда-нибудь могли пошевелить мозгами, что их отпрыску получится отменить эфемерную, а оттого незыблемую, условную границу меж миром искусства, модой и андеграундом, и спустя десятилетия ему присвоят гордое имя "неоромантика без творческих границ".
Эпатирующие наряды открыли перед Бауэри двери во все клубы, в которые он жаждал попасть, а через их лежала дорога к еще большей, чем клубная жизнь, цели. Сцена казалась Бауэри наилучшим средством войти в контакт с людьми, чьей работой он интересовался больше всего. Костюмчики Ли стали методом ступить на новый путь, пропитаться атмосферой, в какой ему предстояло работать в дальнейшем, и предпосылкой его славы.
В 1985 году Ли открывает свой ночной клуб, где в сопровождении друзей каждый вечер возникает в чем либо отдаленно напоминающем ночные наряды в стиле бэйби-долл (клетчатые юбки, вычурное нижнее белье). Конкретно в это время Бауэри организует огромную часть собственных именитых перформансов, в дальнейшем породивших огромное число подражателей. В 80-е на замену панк-культуре пришла Контркультура Без наименования (Cult With No Name). Бауэри обрисовал ее привлекательность для неоромантиков последующим образом: "Она подобна панку, но, может быть, не так агрессивна. Это нечто сродни буффонаде, совсем театральное, совсем обратное тому, что вы привыкли созидать на улице. Нечто конфронтационное, стирающее границы меж мужским и дамским". Дионисийский дух перформансов Ли - собственного рода протест против всепроникающего морализма, принимающего сначала 80-х, на фоне массивного панк-движения, угрожающие масштабы.
Всю жизнь Бауэри испытывал на для себя груз своей гомосексуальности. Возможно, отсюда особенная роль танца и языка тела вообщем в жизни, а, означает, и в творчестве Ли. Будучи добросовестным до крайностей, он никогда не стыдился своей сексапильной ориентации, а поэтому не имел права ее скрывать. Для эпатажного Бауэри это означало, что все, что отличало его от других, должно было быть разумеется в нем. Возмутительная сексуальность и женственность были источником вдохновения английского арт-иллюзиониста. Большие ярко-красные губки, с контуром, нарочито отступающим от естественных границ, длинноватые затратные реснички, парики, делавшие Бауэри прелестной пышноволосой блондиночкой, полицейские шлемы в купе с большими разноцветными башмаками на платформе, - вот то, что проводило незримую границу меж Бауэри-иллюзионистом, с его перформансами-буффонадами, и просто Бауэри.
Ли Бауэри, здоровье которого было подорвано вирусом иммунодефицита, погиб в 1994 году в английской поликлинике от пневмонии и побочных эффектов огромных доз лекарств, прописанных ему от менингита.
Бауэри отличала умопомрачительная черта: его собственная жизнь практически всегда была для него объектом творчества, а поэтому вся без остатка была сродни эпическому самовыражению. Объектом его искусства стало его собственное тело, а изобразительными средствами стали косметика и одежка.
Художественный мир Бауэри, эфемерный и хрупкий, пережил самого художника, оказав большущее воздействие на современный мир моды. Во время прошедшей Парижской недели моды Джон Гальяно заявил, что конкретно творчество Ли обусловило дух его коллекции весна-лето 2003.
Русским Ли Бауэри можно именовать фэшн-авангардиста и театрального художника Андрея Бартенева. Творческие вехи обоих живописцев умопомрачительно идентичны: оба, как это нередко бывает, полные сил и творческих амбиций, прибыли в столицу из провинции (для Ли это Лондон, а для Андрея Бартенева, соответственно, Москва). Оба никогда не делали вещей многофункциональных, принципно отвергая всякий утилит, предпочитая вещи быстрее "никчемные", чем "полезные". Оба работают с театральным костюмчиком. Самые известные работы Ли Бауэри - сценические костюмчики для певца Боя Джорджа и танцовщика Майкла Кларка (Michael Clark), с которым он удачно сотрудничал пару лет в конце 80-х. Андрей Бартенев также известен как театральный живописец, создатель нескольких театрализованных перформансов (таких, как "Снежная Царица", "Ботанический Балет" и "Фауст"). "Мне нравится, что в моих постановках находится момент бесполезности и отвлеченности… Образы, которые я создаю, я на для себя показываю. Даже тогда, когда это просто глуповатое украшательство, переходящее в себяуродование", - произнес Андрей в одном из интервью. Не о том же сладкоречиво свидетельствует творчество Ли?
Справедливости ради все таки отметим: наш современник Бартенев, эпатажнее которого и придумать, кажется, некоторого, смотрится все таки наименее экстремально, чем Ли в рассказах свидетелей. И все таки в Бартеневе есть что-то полностью ощутимое от ранешнего Ли, брившегося наголо и поливавшего себя чуть ли не мазутом; предпочитавшего атрибутам мужественности никак не мужественные make-up, затратные реснички, парики и сумасшедшие платформы.
Броско, что ни Бауэри, для которого повествование ведется уже в прошедшем времени, ни наш современник и, отметим не без гордости, соотечественник Андрей Бартенев, никогда не приписывали себя к числу фэшн-дизайнеров. И хотя про Бартенева "сформировался под воздействием арктического пейзажа и культуры народов Севера", что-то неуловимое принуждает усомниться, опять и опять наводя на мысли о английском сотруднике.
Александра Чугунова
